Интерпретация некоторых находок в регионе Кавминвод.

К числу очевидных заслуг краеведов Пятигорья относится открытие и спасение ими для науки не только целого ряда бесценных памятников истории и культуры, но и великого множества отдельных находок и археологических комплексов, среди которых немало оригинальных и просто уникальных артефактов. Большое количество разрозненных материалов из разрушенных погребений, поселений и иных археологических объектов было обнаружено И. Н. Михайловым, А.П.Руничем и их воспитанниками из Кисловодской археологической секции во время регулярных экскурсий в окрестностях Кисловодска, Пятигорска, Железноводска и других городов и населенных пунктов Пятигорья. В разное время они были переданы в краеведческие музеи городов Кавминвод, где нам как и многим гостям городов приехавших в санатории Пятигорска, Кисловодска, Ессентуков и Железноводска, удалось ознакомиться с частью из них, а также находились на хранении у отдельных краеведов-любителей. В настоящем сообщении рассмотрены некоторые из наиболее интересных, случайно найденных местными краеведами в прошлые годы, предметов или отдельных комплексов предскифского и раннескифского времени.

Один из таких комплексов вещей был найден Н. Н. Михайловым (судя по его сопроводительной записке) в каменном ящике на 3-м километре шоссе Кисловодск—Кичи-Балык. Эти находки хранились у М. К- Михайловой и были переданы затем Я. Б. Березину, который любезно предоставил их автору. В комплекс входят два бронзовых наконечника стрел — двулопастной втульчатый с боковым шипом и черешковый «площик», два фрагмента серповидных железных ножей и бронзовая ворворка (рис. 1—4). Особенности втульчатого наконечника (соотношение втулки и пера, цилиндрическая форма втулки, сочетание овальной и трапециевидной лопастей головки) сближают образец с отдельными экземплярами из ранне скифских колчанных наборов Предкавказья (Новозаведенное II, кург. 5; Новоалександровка, кур. 7, погр. 8), относимых В. Г. Петренко к позднему VII в. до н. э. «Площики» имеют гораздо более широкий хронологический диапазон бытования (эпоха поздней бронзы — раннего железа), доживая в Предкавказье вплоть до VI в. до н. э.

Публикуемый «площик» имеет точную аналогию в погр. № 51 Зандакского могильника в горной Чечне (раскопки М. И. Марковина), где, кроме «площиков», были также найдены типично предскифские предметы вооружения — каменный топор-молот и железный наконечник копья с длинной втулкой и небольшим ланцетовидным пером (Козенкова, 1982). Ворворка находит ближайшую аналогию в погр. № 2 могильника «Индустрия» № 1 (раскопки Г. Е. Афанасьева), которое, судя по публикации, датировано временем не позднее начала VII в, до н. э. (Афанасьев, Козенкова, 1981). Ножи типичны для памятников Пятигорья раннежелезного века (могильники на мебельной фабрике, Березовский, «Индустрия», Минераловодский, Белореченский—2 могильника и др.)- Полагаем, что наиболее приемлемой датой данного набора предметов является VII в. до н. э. Он входит в число еще немногочисленных погребений и вещевых комплексов этого столетия из Предкавказья (Виноградов, Дударев, 1983).

Заслуживают большого внимания и другие находки, сделанные Н. Н. Михайловым. Это бронзовые браслеты с глиняным заполнителем (размеры 8,0X7,2 см; 8,3X6,9 см) с территории могильника «Мебельная фабрика» № 1 (рис. 5—6). Они обнаруживают аналогии в комплексах колхидской культуры первой половины — середины VII в. до н. э. {Воронов, Гунба, 1978). Долгое время браслеты с мебельной фабрики были уникальны для Пятигорья, но в 1987 г. раскопками Я. Б. Березина на могильнике Клин-Яр III были выявлены еще два подобных браслета (погр. № 25) (Дударев, 1991). Браслеты данного типа и ряд других предметов из Пятигорья и Карачаево-Черкессии, имеющие восточнопричерноморские параллели, например, прекрасные бронзовые лекторали с г. Бештау, Султан-горы и того же Клин-Яра, бронзовые мотыги типично колхидского облика из поселения Уллубаганалы 2, бронзовый двузубец из могильника у ст. Исправной и другое (Иессен, Виноградов, Рунич, Дударев, Ковалевская, Козенкова, Най-денко и др.) составляют заметное явление в местной материальной культуре. Они являются отчетливым свидетельством постоянных связей данного района Центрального Предкавказья с восточным побережьем Черного моря в предскифскую и ранне скифскую эпохи и развивавшихся под влиянием политических событий того времени — киммерийских и скифских походов в Западную Азию (Дударев, 1992).

Развивая затронутую тему, приведем и еще один факт, говорящий об упомянутых связях. В 1970-х годах на притоке Малки Лахране (Кабардино-Балкария) охотниками был найден бронзовый топор -(длина 21,5 см), поступивший затем к краеведу-любителю В. А. Лученкову, у которого мы и ознакомились с находкой, сделав ее рисунок (рис. 7). Хотя по внешнему виду это характерный представитель кобанской бронзы, ему сложно найти точные аналогии в колхидо-кобанском материале. Топор с р. Лахран имеет черты, сходные с некоторыми образцами топоров II типа Тлийского могильника (прямой корпус, характер оформления парных желобков на обухе, гвоздевидная «пятка»). Последний признак характерен для тех из них, которые датируются Б. В. Теховым исключительно VII-—VI в.в. до н. э. (Техов, 1988). Он прослежен и у ряда других экземпляров, дата которых не может быть опущена ниже VIII—VII в.в. до н. э. (Новочеркасский и Жемталинский клады, погр. № 26 Сержень-Юртовского могильника, погр. № 4 могильника «Индустрия» № 1 раскопок А. П. Рунича, гробница 3 могильника Терезе и др.). Этот топор особенно привлекателен тем, что на его лезвии имеется «стрелка», обращенная острием вверх, своеобразная метка, подобной которой в кобанском материале нам не встречалось. Зато в древностях Колхиды X—VIII в.в. до н. э. встречаются предметы (мотыги), имеющие похожую стрелку, но направленную острием вниз (Коридзс, 1965). Датировка лахранского топора -VIII—VII в.в. до н. э.

Надо сказать, что краеведам Пятигорья везло на редкие находки, но это везение было результатом терпения, упорства и увлеченности. К числу необычных находок, безусловно, надо отнести и бронзовое «навершие» из Подкумского могильника, исследование которого связано опять-таки с именем Н. Н. Михайлова. Впервые опубликованное в общем виде В. Б. Виноградовым (1972) оно не стало предметом специального рассмотрения. В конце 1970-х годов А. П. Рунич предоставил нам детальный рисунок предмета и подробные сведения о нем (рис. 8). Выяснилось, что вес находки около 250 г, толщина стенок 3—4 мм. Данный артефакт является металлической имитацией т. и. обреза основания оленьего рога – категории предметов, которая хорошо известна в археологии Кавказа еще со времен Ф. Байерна, который считал их жезлами военоначальников. Историография о функциях этих загадочных предметов достаточно обширна (Нераденко, 1987). Ряд исследователей связывает обрезы оленьих рогов с земледелием (мотыги для рыхления почвы). В нашем случае это навершие жезла, который мог, в принципе, выполнять и функции булавы, т. е. боевого оружия. Окончательно же свою версию атрибуции этого предмета мы выскажем ниже, после определения его хронологической принадлежности.

Аналогии анализируемой находке крайне редки. Еще один такой предмет известен в подъемном материале с Псекупсского могильника в Адыгее, на котором, в частности, раскопаны погребения всех периодов раннежелезного века (Ловпаче, 1985; Тов, 1989). Он демонстрировался на зональной северокавказской студенческой археологической выставке в ЧИГУ им. Л. Н. Толстого (г. Грозный) в феврале 1989 г. делегацией Адыгейского пединститута. Датировку подкумского «навершия» определяет оружие скифского типа из раскопанных могил, в т. ч. наконечники стрел (рис. 9—17) — середина VI—V в.в. до н.э. (Козенкова. 1989). Впрочем, В. И. Козенкова находит основания, наряду с указанной датой, приводить для памятника и дату VII в. до н. э. Ей в материалах Подкумского могильника соответствует лишь один из наконечников стрел (рис. 9). Такое «выпадение» удлиненно-ромбического наконечника из прочих материалов говорит, скорее всего, о его ритуальном назначении.

Поскольку в VI—V в.в. до н. э. оружие ближнего боя в Предкавказье было уже целиком железным (Дударев, Рунич, 1992), «жезл» из Подкумского могильника следует рассматривать только как ритуальный предмет. В эпоху железа медные и бронзовые изделия нередко наделялись сакральными свойствами (Граков, 1977).